Андрей Дробышевский написал(а):Tanuk написал(а):Коллега, а ведь у контрактников к званию приписывается "контрактной службы"?Нет. Такого добавления никогда и никем не вводилось. То, что оно применяется на практике - вопрос удобства, в официальных документах таких записей нет и не должно быть.Tanuk написал(а):Значит, они были, например, "старший сержант медицинской службы контрактной службы"?Нет. Они, на практике, скорее всего, были, например, "старший сержант", а с 16 сентября 1999 г., теоретически - "старший сержант медицинской службы".Парамоша написал(а):А у сверхсрочников?То же самое. Добавления "сверхсрочной службы" не существовало. Правовой статус воинских званий как таковых был одинаков: сорокапятилетний младший сержант сверхсрочной службы обязан был первым отдавать честь восемнадцатилетнему сержанту срочной службы, который являлся для него для него старшим по званию.
Подпись автораДробышевский Андрей Сергеевич
))) Отрывок из "Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания"
— Товарищ капитан, курсант Ломакин по вашему приказанию прибыл!
Капитан Адрущак привычным взглядом окинул фигуру вытянувшегося перед ним кадета. Казалось, сейчас прозвучит стандартный приговор, но. Взгляд помощника коменданта обрел осмысленность и заинтересованность. Он даже как-то встрепенулся, приосанился и начал внимательно осматривать стоящего перед ним воина. А посмотреть было на что. Курсант четвертого курса был одет, как последний и затурканный матрос-первогодка. На ногах красовались абсолютно новые хромачи, с рантами такой ширины, что ботинки могли сойти за короткие алеутские лыжи. Штаны были на пару размеров и ростов больше, чем сам Ломакин, и поэтому были подтянуты практически на уровень подмышек, и увенчаны отдраенной до сияющего состояния и согнутой под уставным углом бляхой. Белая фланелевка была тоже наверняка прямо сегодня из магазина, тоже на размера два поболее небогатырского курсанта и топорщилась из подтянутых донельзя штанов огромными складками. Венчала эту картину торжества уставной формы одежды фуражка, произведенная в массовом порядке на предприятиях Министерства обороны, увенчанная плоским казенным крабом и, по общему мнению, для носки на голове совершенно не предназначенная. Она была, естественно, тоже побольше головы Ломакина и поэтому держалась на его черепушке только посредством ушей, которые служили ей упором, не позволяющим козырьку закрыть глаза и вообще свалиться с головы. Короче, был Ломакин живой витриной и идеальным приложением для Устава Внутренней службы и Правилами ношения военной формы одежды одновременно. Видимо, такая мысль посетила и капитана Андращука, который, еще раз осмотрев курсанта с ног до головы, недовольным голосом спросил:
— За что были задержаны?
Ломакин этого, естественно, не знал, так как сажали нас в машину без объяснений, а мог только предполагать, что решающую роль сыграла его физиономия.
— Не знаю, товарищ капитан! Наверное, за компанию со всеми.
Такая постановка вопроса помощника коменданта не устраивала. Комендатура просто так не забирает.
— Наверное, как и все, форму одежды нарушаешь? — вопрос, принимая в расчет внешний вид Ломакина, был просто издевательский.
— Никак нет! Не нарушаю! — бодро и радостно доложил курсант.
Это был вызов. Вызов помощнику коменданта, комендатуре да и всему Военно-морскому флоту в лице Андрущака. И помощник коменданта его принял.
— А вот сейчас мы это и проверим.
Капитан встал со стула и подошел к Ломакину.
— Головной убор снять! Предъявить стрижку!
Ломакин с готовностью скинул уставной «чемодан» с головы. Под мицей была наголо выбритая голова, чуть поблескивавшая в свете ламп. Андрущак хмыкнул.
— Подписку головного убора!
Ломакин протянул фуражку, показывая дно. На нем большими буквами, но не превышающими размеры, установленные уставом, были четко выведены фамилия и номер военного билета курсанта.
— Хорошо. — придраться что к фланке, что к штанам Андрущаку было просто невозможно, он и так видел, что короткими штаны не назовешь, а вот по поводу длины никаких возражений в уставе не было.
— Подписку фланки!
Ломакин бодро отстегнул один из клапанов брюк и, вытащив на свет край фланелевки, продемонстрировал подписку.
— Подписку брюк!
Курсант с готовностью отстегнул другой клапан и показал тщательно выведенные хлоркой на изнанке брюк все ту же фамилию и номер.
— Подписку тельника!
Невозмутимый Ломакин вытянул из-под фланки кончик тельника. На одной из белых полосок ручкой были выведены все те же письмена, а на одной из черных, они были продублированы хлоркой.
— Ладно. Застегивайся. А трусы?
Ломакин начал снимать штаны с готовностью портовой проститутки.
— Ладно, ладно. Не стоит. Верю.
Андрущак сделал пару шагов назад, и пока Ломакин приводил себя в порядок, еще раз внимательно осмотрел того.
— Поднимите брюки, покажите шнуровку ботинок.
Это был хитрый ход. Шнурки в крепких военно-морских пальцах имели свойство частенько рваться, ботинки по этой причине зашнуровывались не до конца, и это тоже считалось нарушением формы одежды. Но, как правило, на это не смотрели, замечаний на курсантах находилось и без этого достаточно. Но Ломакинские ботинки оказались зашнурованы до верха новыми длинными шнурками, да еще в придачу шнурки были даже с вечно слетающими железочками на концах. Да и носки были новенькие, не растянутые, да и не порванные, в чем Андрущак тоже убедился, заставив дополнительно Ломакина разуться и представить ему подписку хромачей.
Придраться было не к чему.
— Предъявить предметы личной гигиены. — уже довольно обреченно потребовал капитан.
Ломакин бодренько извлек из карманов аж три носовых платка, расческу и, отогнув подкладку фуражки, показал булавку и три иголки, обвитые нитками разного цвета.
Холеное лицо капитана Андрущака стало похоже на печеное яблоко. Он не мог задержать курсанта! Не имел права! Конечно, он мог придраться, даже к тону ответа курсанта и отправить того маршировать по плацу хоть до утра, но это было бы все равно поражение. Формально он был бы не прав, а чувство собственного достоинства комендантского разлива у Андрущака присутствовало и являлось как бы квинтэссенцией его служебного долга.
— Ну-ка дыхни! — на всякий случай потребовал Андрущак, и, получив в лицо мощный поток воздуха отдающий табаком и «Поморином», но никак не «Массандрой», замахал руками.
— Ладно. Хватит.
Андрущак еще пару минут молча разглядывал военный билет Ломакина, перелистывая страницы и пытаясь найти хоть какие-нибудь несоответствия. Потом, осознав бессмысленность занятия, протянул тому документы и, козырнув, с видимым нежеланием и трудом произнес:
— Товарищ курсант, произошла ошибка. Вы задержаны безосновательно. Свободен. Хорошего отдыха.
Ломакин приняв документы от униженного капитана, залихватски отдал честь и, печатая шаг, вышел из помещения. Андрущак же подошел к окну и, скрестив руки на груди, молча уставился на стекла. Если бы не погоны и фуражка, он бы мог сойти за принца Гамлета, решающего вечный вопрос «быть или не быть?». Причем сцена проверки Ломакина так поразила всех присутствующих, что привычный конвейер был остановлен, я до сих пор был у двери, а не на плацу, да и все остальные стояли совершенно беззвучно, переваривая произошедшее.
Не прошло и минуты, как капитан Андрущак вдруг резко нагнулся, вглядываясь в окно. Потом резко выпрямился, развернулся и, чеканя слова, торжественно и с чувством глубочайшего удовлетворения отдал приказание:
— Начальник патруля, срочно догнать курсанта, которого я только сейчас отпустил!
Начальник патруля с одним патрульным резко рванули с места и исчезли за дверями. Вернулись они быстро с недоумевающим Ломакиным, которого они нежно, но крепко поддерживали под руки. Ломакин, судя по лицу, абсолютно не понимал, за что его вернули в то место, которое он несколько мгновений назад триумфально покинул.
— Что же вы, товарищ курсант, так образцово выглядите, а элементарных правил поведения военнослужащих в городе не знаете?
Ломакин все еще не понимал вообще, о чем идет речь.
— Товарищ курсант, на входе в комендатуру стоит целый старшина 2 статьи с повязкой на руке. Видели, надеюсь?
Ломакин все еще не понимая, в чем дело, утвердительно кивнул.
— Как же так, товарищ курсант? Вы уже четыре года погоны носите, а вот честь военнослужащему выше вас по званию отдавать пока не научились!!! Увольнительную!!! И шагом марш на строевые занятия!!! До упора!!! А что это все замерли, как проститутки на панели?! А ну.
И все снова завертелось.
